Адрес и контакты
Можно сказать, что этот дворец строился целых 3 столетия. Его называют Константиновский, в честь сына Павла I, которому монарх подарил Дворец, или Большой Стрельнинский.
Здание было задумано ещё Пётром I, который пожелал устроить в Стрельне «русскую Версалию». Но со временем Пётр охладел к своей затее, Петергоф его увлёк больше, поэтому заканчивали строительство уже следующие поколения, пока ещё XVIII века.
Свой талант отдали строительству Растрелли и Воронихин. Когда же пришёл XIX век, внимание царей совсем отвернулось от этого сооружения – оно было местом спокойного, почётного проживания особ царских кровей. После же Октябрьской революции и вовсе Константиновский дворец оказался бесхозным.
Но настоящая беда пришла во время Великой Отечественной войны – дворец был разрушен практически полностью, остался только остов. Вот когда на кадрах разрушений достопримечательностей пригородов Санкт-Петербурга показывают одни стены от большого здания – это и есть Константиновский дворец.
После войны здание было как-то довольно быстро восстановлено в своём первозданном виде, прилегающая же территория так и оставалась неухоженной. Пришлось ждать ещё 50 лет, пока здание не было передано ни много ни мало Управлению делами президента России.
Вот когда всем планам Петра и суждено было сбыться. Во-первых, дворец подвергся капитальному обновлению и уже не в музейном, примерном, смысле, а в самом что ни на есть современном – евроремонт полнейший, с использованием самых качественных материалов. А во-вторых, были, наконец, возведены все фонтаны, задуманные ещё Петром.
А всё объясняется довольно просто – дворец сегодня предназначается для проведения международных встреч самого высокого уровня, например, собранию руководителей 20-ти крупнейших стран мира или вообще «мировой 8-ки».
Таким образом, Константиновский дворец как-то выпал из музейных достопримечательностей Санкт-Петербурга, сюда так запросто не попадёшь. Но город совсем и не против, чтобы в задумке Петра принимать всю просвещённую Европу, он наверняка не возражал бы, в конце концов, он сам «прорубил это окно».
3-я Щорса, 9-101